Дракон приоткрывает пасть

http://expert।ru/2010/12/7/drakon-priotkryivaet-past/

Евгений Берлин

В прошлом году НОАК провела крупнейшие маневры в своей истории. В учениях с говорящим названием «Большой шаг-2009» были задействованы 50 тыс. военнослужащих, четыре дивизии с техникой совершили бросок на 2000 км. Российские комментаторы независимо от своих внутри- и внешнеполитических ориентаций были тогда практически единодушны: такие маневры могли отрабатывать боевые действия только против России

Занимайтесь торговлей, а не войной

В декабре 1978 года на III пленуме ЦК КПК 11-го созыва Дэн Сяопин заявил, что у страны нет другой проблемы и другой задачи, кроме экономического развития. Насколько Китай преуспел в решении этой задачи, хорошо известно: 30 лет роста со среднегодовыми темпами 9%; страна, которая в начале этого пути с трудом могла прокормить рисом собственное население, стала второй в мире после США промышленной державой.

Все это время Китай твердо придерживался принципа не делать ничего, что могло бы навредить стратегии роста, и в первую очередь не ссориться с США. Поэтому Китай не голосовал против американских резолюций в Совете безопасности ООН и держал, как правило, свое мнение при себе, когда оно могло бы пойти вразрез с позицией и действиями Вашингтона. До самого недавнего времени этот же подход достаточно последовательно применялся в отношениях и с другими, помимо США, странами. Доступ на рынки, к технологиям и инвестициям был и все еще остается главным приоритетом китайской внешней политики, и к этому все успели привыкнуть.

Фактически вслух от заветов Дэна никто не отказывался. Напротив, китайские лидеры и эксперты постоянно говорят об одном: что цели КНР сугубо меркантильные и страна полностью сконцентрирована на поддержании экономического роста и решении своих многочисленных проблем. «Мощь Китая впечатляет, но не обращайте слишком много внимания и уж конечно не бойтесь: нам не до войн». На уровне идеологии эта риторика выражается в концепции «гармоничного мира», согласно которой Китаю для продолжения модернизации требуется стабильное и процветающее окружение, а продвигать свои интересы он намерен с помощью международных институтов: ООН, Всемирного банка, МВФ и других.

Все труднее оставаться сдержанным

На практике же Китай вовлечен в ряд территориальных споров со всеми основными соседями, и хотя некоторые из них так или иначе разрешаются, наиболее важные скорее имеют тенденцию к эскалации, чем к урегулированию. Спор с Японией по поводу островов Сенкаку (архипелаг в Восточно-Китайском море) длится с начала 1970-х годов, когда США передали их Японии вместе с Окинавой. КНР считает острова «исконной китайской территорией», завоеванной Японией в ходе Второй мировой войны, и настаивает на возвращении. Принадлежность островов не только вопрос национального престижа: здесь открыты значительные запасы нефти и газа.

Территориальный спор сам по себе не является проблемой: вялотекущие дискуссии о принадлежности того или иного участка суши или моря — обыденное явление международной политики и в наше время не мешают странам торговать и иметь нормальные отношения на всех прочих направлениях. Однако Китай, переходя от дискуссий к делу, в последние годы все чаще демонстрирует Японии возросшие возможности своего флота, и не только в районе Сенкаку. За последние пять лет произошло около десятка инцидентов с участием китайских кораблей по соседству или даже внутри японских территориальных вод.

В апреле этого года один из высших морских чинов КНР заявил о новой роли флота, который от задач защиты прибрежных зон переходит к действиям в мировом океане: «Экономические интересы страны растут, и флот теперь должен быть способен защитить наши отдаленные коммуникации». Месяцем ранее Китай объявил Южно-Китайское море регионом, имеющим ключевое значение для национальных интересов — аналогично Тибету и Тайваню.

Южно-Китайское море действительно имеет важное значение для торговли Китая, но не только для нее. Здесь расположена еще одна территория, оспариваемая сразу шестью государствами — Брунеем, Вьетнамом, Китаем, Малайзией, Тайванем и Филиппинами, — острова Спратли. Все заинтересованные стороны, кроме Брунея, разместили на отдельных островах (всего их около сотни) небольшие военные контингенты. Время от времени в районе островов вспыхивают не дипломатические, а вполне вооруженные конфликты: в 1988 году произошло небольшое сражение между кораблями КНР и Вьетнама, а уже в «нулевые» вьетнамцы обстреливали филиппинские самолеты. Конечно же, здесь тоже есть нефть и газ.

Наконец, Китай претендует на часть территории Индии — штат Аруначал Прадеш. Причины конфликта уходят в колониальные времена, когда англичане не позаботились вполне четко указать на картах границы своих владений. В 1962 году за эту территорию шла Китайско-индийская пограничная война. Осенью этого года НОАК провела в Гималаях крупные маневры с использованием авиации и бронетехники, чем вызывала нервную реакцию со стороны Дели.

Перемены в поведении Пекина не остались незамеченными. Те его соседи, кто на данный момент не находится под американским «зонтиком», практически одновременно проявили повышенный интерес к закупкам вооружений — и к военному сотрудничеству с США. В июле Штаты предложили свое посредничество в урегулировании конфликтной ситуации в Южно-Китайском море, и все конкуренты КНР отнеслись к инициативе Вашингтона крайне позитивно. Уже в августе США и Вьетнам (!) провели совместные военно-морские маневры. Вскоре после этого Вьетнам предложил Японии начать диалог по вопросам безопасности, а Индонезия проявила настойчивый интерес к развитию партнерства с США, в том числе и военной сфере. Все это, и не только это, в течение одного 2010 года. На юге и востоке китайскую экспансию вовсю готовятся предупредить.

Что касается севера, получив осенью 2008 года два острова на Амуре близ Хабаровска, Китай формально не имеет к РФ каких-либо претензий. Вероятно, именно поэтому Москва ничем внешне не выдает беспокойства по поводу растущей военной активности великого соседа.

Негде взять, но очень надо

По сравнению с другими великими державами экспансия ради самой экспансии Китаю не очень свойственна. И за исключением краткого периода своей истории под руководством Мао, Китай никогда не стремился к экспорту идеологии и «образа жизни» и не вмешивался во внутренние дела других государств. Если Пекин перейдет от осторожного прощупывания окружения к открытому применению силы, причины этого будут исключительно материальные, а цели вполне прагматические.

Стремительное развитие Китая с неизбежностью ведет к тому, что проблемы страны из трудных становятся фатальными, причем успешное развитие само по себе рождает все новые и новые проблемы. Если смотреть на вещи отстраненно, Китай заслуживает доброжелательного сочувствия. Неудержимый рост населения и потребности индустриализации приводят в города десятки миллионов людей ежегодно. Урбанизация делает китайскую экономику более эффективной, но и более затратной. Растущие города поглощают все больше и больше стройматериалов, энергии, воды и других ресурсов: жители городов потребляют в 3,5 раза больше энергии и 2,5 раза больше воды, чем сельские жители. И пропорции продолжают меняться: сейчас КНР все еще преимущественно крестьянская страна, но уже скоро большинство граждан страны будут жить в городах.

Уже сегодня Китаю требуется около четверти всего железа, стали и алюминия, производимого в мире, он потребляет примерно 10% мировой добычи нефти — вторая позиция после США. Китай колоссальным образом зависит от поставок минеральных ресурсов извне и многое делает, чтобы эти поставки гарантировать: с Ближнего Востока, из Африки, России и любых стран и регионов, где только возможно. И тем лучше, чем более обширен и диверсифицирован список поставщиков. Три главных поставщика нефти в Китай — Саудовская Аравия, Ангола и Иран. А кроме этих стран: Чад, Индонезия, Казахстан, Нигерия, Судан и прочие. В прошлом году Китай инвестировал 10 млрд долларов в Petrobras, одну из крупнейших в мире нефтяных компаний, и застолбил, таким образом, свои интересы в бразильской нефтедобыче. Это лишь одна из примерно 20 стран, где Пекин инвестирует в нефть. Что касается Африки, влияние КНР на континенте, по мнению ряда наблюдателей, превосходит американское — благодаря дипломатии, инвестициям и участии китайских компаний в строительстве массы промышленных и инфраструктурных объектов.

Через 10 или 20 лет более богатому и еще более населенному Китаю понадобится намного больше ресурсов. Нельзя исключать, что к тому времени купить их на открытом рынке будет затруднительно, если, скажем, потребление существенно превысит добычу, и ресурсов не станет физически, или просто чрезмерно возрастут цены. Территория, очевидно, также не станет менее дефицитной. И то и другое сразу имеется у некоторых соседей — у России и Казахстана.

Завтра война?

Официально КНР не рассматривается Россией как потенциальный противник, что можно объяснить политическими соображениями: о таких вещах не всегда говорят вслух. В конце концов, Китай вовсе не враг, а наоборот, наш партнер по ШОС. В 2009 году начальник Главного штаба российских Сухопутных войск генерал Скоков среди потенциальных угроз назвал «многомиллионную армию с традиционными методами ведения боевых действий», что указывает на НОАК, хотя и не называет прямо. В Военной доктрине РФ, утвержденной в феврале этого года, кроме дежурного расширения НАТО на восток, среди военных угроз названы также наращивание вооруженных контингентов на сопредельных территориях и проведение учений с целью демонстрации силы. А это уже более или менее явные ссылки на Пекин. Кого еще из «наращивающих контингенты на сопредельных территориях» можно считать военной угрозой — не Грузию же.

Однако нет пока признаков того, что на российском Дальнем Востоке создается противовес растущей военной мощи Поднебесной. Между тем несоответствие потенциалов, если вывести за скобки ядерное оружие, становится год от года все более драматичным. То, чем мы располагаем на Дальнем Востоке, уступает Китаю на порядок количественно и отнюдь не превосходит качественно. Если взглянуть на военные бюджеты двух стран, Россия в 2008 году потратила около 58 млрд долларов и 61 млрд в 2009-м. Китай официально столько же, но этому никто не верит: по данным SIPRI (Стокгольмский институт исследования проблем мира), 86 млрд долларов в 2008 году и 99 млрд в 2009-м, а по оценке Пентагона, еще больше — в 2008 году оборонный бюджет Китая оценивался в широкой вилке 105–150 млрд долларов. Причем НОАК, в отличие от ВС РФ, тратит свои деньги в основном по прямому назначению.

Из-за разницы в численности населения и размере экономики Россия никогда не сможет потягаться с Китаем по количеству войск и вооружений, поэтому о паритете на Дальнем Востоке можно забыть. Но достаточно многочисленные и боеготовые войска, способные втянуть НОАК в затяжной конфликт и нанести заметный урон, плюс СЯС за их спиной в качестве самого крайнего аргумента — этого может быть достаточно, чтобы сориентировать прагматичный Пекин исключительно на мирное партнерство.

Неплохо бы также, наконец, поискать стоящих союзников. Китай сейчас много кого беспокоит — есть выбор и большое пространство для союзов и дипломатических маневров. Индия, наш старый друг, — отличный кандидат, есть также смысл переступить через себя и начать военное сотрудничество с США, хотя бы и на вторых ролях. Но для этого нужно быть боеспособным партнером: никто не станет заступаться за беспомощную и бесполезную Россию.

The Greenspan years

The Greenspan years

December 19, 2007
The Greenspan years
The autobiography of America's central banker - logical positivism and political extortion
Robert B. Reich


How did a self-described “lifelong libertarian Republican”, son of Jewish immigrants and follower of the controversial 1950s philosopher and author Ayn Rand, become the most powerful force in the American economy for most of the past two decades – including the entire duration of the Clinton administration? As Alan Greenspan reveals in his memoirs, his success was due, first, to being in the right place at the right time. He was appointed chairman of the Federal Reserve Bank, America’s central bank, at a time when Keynesianism – the belief that government could wisely stabilize the economy through spending and taxing – was becoming discredited, and when America began relying as never before on its central bank to do that job. Greenspan was also fortunate to enter government just as Republicans were in the ascendant. He joined Richard Nixon’s Presidential campaign in 1968 and Nixon appointed him to chair the President’s Council of Economic Advisors. In 1987, Ronald Reagan appointed him chairman of the Federal Reserve. Above all, as his memoir reveals, Greenspan’s power lay in his deep understanding of the way the American economy actually works, as opposed to how it works in theory. As America’s central banker, Greenspan eschewed standard economic models in favour of hard data. His empiricism had deep roots – as a young man he had been deeply influenced by Ludwig Wittgenstein and logical positivism. “The world would become a better place”, Greenspan learned, “if people focused exclusively on what was knowable and important, which was precisely logical positivism's aim.”

Greenspan’s greatest legacy stemmed from his commitment to what was knowable and important when the standard economic models suggested otherwise. Based on how the economy had performed in the 1970s and 80s, those models assumed that if it grew faster than 2.5 per cent a year and the rate of unemployment dropped below 6.5 per cent, inflation would result. Prices would rise as workers demanded higher wages and suppliers’ inventories grew depleted. By the spring of 1996 the US economy was growing at an annual rate of 6 per cent and unemployment had dropped to well below 5.5 per cent, suggesting that Greenspan and his colleagues should slow things down. But Greenspan the empiricist saw an economy very different from that of the 1970s and 80s. “Innovations like the Internet and e-mail went from exotic to ubiquitous. Something extraordinary was happening . . .”, he writes:

"The textbook strategy would be to tighten rates, thereby slowing economic growth and nipping inflation in the bud. But what if this wasn’t a normal business cycle? What if the technological revolution had, temporarily at least, increased the economy’s ability to expand? . . . I zeroed in on what I believed to be the primary riddle of the technology boom: the question of productivity . . . . Year in and year out, business had been pouring vast amounts of money into desktop computers, servers, networks, software, and other high-tech gear . . . . This became evident as early as 1993 when new orders for high-tech capital began to accelerate after a protracted period of sluggish growth . . . . Most companies were reporting rising operating profit margins. Yet few had raised prices. That meant that their costs per unit of output were contained or even falling . . . . Productivity was truly accelerating. And if so, then rising inflation would be unlikely."

Greenspan convinced his colleagues at the Federal Reserve Board not to raise interest rates, and the rest is history. “By not being too quick to raise rates, we helped clear the way for the postwar period’s longest economic boom.” Unemployment eventually dropped to around 4 per cent, and, as demand picked up for unskilled workers, inequality temporarily narrowed. Bill Clinton is usually credited with the 1990s boom, but it was really a product of Greenspan’s willingness to take a fresh look at the high-tech economy that was emerging in America and reject the economic models created in a different era.

Greenspan’s most disturbing legacy sprang from a different source. As a young man he found in Ayn Rand the moral guidance he felt he needed for the rest of his life. Rand, founder of a libertarian philosophy she later termed “objectivism”, had made virtues out of individualism and enlightened self-interest, and was deeply suspicious of all collective effort. Greenspan grew to share Rand’s views. In particular, he was sceptical about efforts to help the less fortunate. “What attracted me to Reagan”, he explains, “was the clarity of his conservatism which was to say that tough love is good for the individual and good for society.” This “implies much less government support for the downtrodden”.

Bill Clinton was elected in 1992, in part to reverse what Reagan had wrought. Clinton promised to provide all Americans with the health care, education, job training and other supports they needed in order to adapt to a fast-changing economy, as well as repair the nation’s roads, bridges and ports, which had been neglected for many years. Yet by the time Clinton came to office, the federal budget deficit had grown so large he had to trim his ambitions. Ironically, that deficit had ballooned largely because Ronald Reagan had cut taxes and increased spending, mostly on the military. Although he was chairman of the Federal Reserve Board during Reagan’s final years in the White House, Greenspan’s memoirs don’t suggest he warned Reagan against the widening deficit. It seems more likely that Greenspan agreed with Reagan and others in his administration that deficit spending as Reagan undertook it would serve to “starve the beast”, forcing any subsequent Democratic President – such as Bill Clinton – to offer less support to the downtrodden.

The question we faced at the start of the Clinton administration (I was a member of Bill Clinton’s Cabinet) was how much deficit reduction was necessary, and how much of Bill Clinton’s original agenda would have to be jettisoned as a result. Greenspan urged Clinton in no uncertain terms to make deficit reduction the priority and sacrifice everything else. “The path to a beneficient future, I told the president-elect, was lowering the long-term trajectory of federal budget deficits.” What Greenspan did not tell Clinton, but admits in his memoirs, was that Clinton had been saddled with Reagan’s profligacy – almost exactly as Republicans had planned it. “Reagan had borrowed from Clinton, and Clinton was having to pay it back.” Greenspan’s advice to Clinton came with an implied promise and threat. If Clinton cut the deficit, Greenspan would reduce interest rates and allow the economy to expand briskly. This would make the “latter part of the 1990s . . . look awfully good”, thereby improving the odds of Clinton’s re-election. But if Clinton failed to cut the deficit adequately, Greenspan would not reduce interest rates, and the economy would continue to limp along, perhaps threatening Clinton’s re-election. Greenspan admits he was “not oblivious to the fact that 1996 would be a presidential election year”. He was, in short, engaging in political extortion. The choice was Clinton’s, but Greenspan held a gun at his head. “Either he could opt for a package of spending programs that would fulfill some of his campaign promises, or he could opt for a deficit-cutting plan . . . there was no in-between – we couldn’t afford both.” Several of Clinton’s advisers, of whom I was one, did not believe the budget needed to be cut as much as Greenspan wanted, or that so much of Clinton’s campaign had to be abandoned. As Greenspan puts it, “the conflict extended to within the White House, where key people were still pushing for an agenda less compatible with Wall Street”. But only Greenspan had a gun. So he and Wall Street won.

The ensuing boom seemed to validate the choice Clinton made, but in reality it only validated Greenspan’s power. Lower interest rates had the desired effect, at least in the short term. The economy surged forward, and Clinton won re-election. In the ensuing years, tax revenues exploded, the budget deficit disappeared, and by the start of the Bush administration the federal government had a significant budget surplus. For the first time in decades, America had the resources it needed to provide health care, education and job training, and repair the nation’s infrastructure. But Greenspan did not trust the government to do any of this. He threw his support behind a tax cut, instead:

"Chronic surpluses could be almost as destabilizing as chronic deficits . . . . Spending would have to be raised or taxes cut, and to me the preferable course seemed clear. I have always worried that once spending is notched up, it is difficult to rein in. The same is less true about tax cuts."

Greenspan’s testimony before Congress in 2001, calling for a tax cut, was critical to George W. Bush’s successful mustering of the political support he needed for his mammoth tax cut, the benefits of which have gone mostly to wealthy Americans. The Bush tax cut drained the federal treasury, eliminating the entire budget surplus within months. Greenspan writes that he didn’t intend to endorse the Bush tax proposal specifically, but this seems disingenuous. Bush’s proposal was the only one under consideration at the time, the new President had made it the centrepiece of his economic policy, and Congressional and media attention was riveted on it when Greenspan testified. Greenspan must have known his testimony would be interpreted as support for Bush’s tax cut. He had spent decades in Washington and well understood the ways of the capital city. “I resigned myself to the idea that my testimony would be politically framed.” He later told his wife, in the mocking tone Claude Rains once used with Humphrey Bogart, “I am shocked, shocked, that there is politics on Capitol Hill”. Indeed, Greenspan admits he was “willing to be optimistic about the legislation’s effects. It would work down the surpluses before they became dangerous”.

What Greenspan still views as “dangerous” was a tragically missed opportunity to redress the nation’s long-term problems. They transcend the ups and downs of the business cycle, and must still be dealt with if middle- and lower-income Americans are to have any chance of improving their standard of living. In the new global economy, private investment will go anywhere around the world it can get the highest rate of return. The only aspect of a nation’s economy that remains unique is its people – especially their education, health and the transport and communications systems linking them together. These generate lasting productivity gains. But partly owing to Greenspan the libertarian, even if a Democrat were to retake the White House in 2008, the government wouldn’t have nearly enough money to do what is needed. America’s primary and secondary schools will lack the necessary resources to provide young people from lower-income families with the education they need. Tens of millions of Americans will continue to lack health insurance and tens of millions more will barely be able to afford the insurance they do have. America’s infrastructure will continue to deteriorate. Last July, a steam conduit dating from 1914 exploded in New York City; last August, a forty-year-old bridge collapsed in Minneapolis, killing several motorists. Finally, and for all these reasons, inequality will continue to widen.

Although the second half of his memoir dips into several important areas of public policy, Greenspan barely mentions the crisis in America’s health care system or the desperate state of the nation’s infrastructure, and he gives cursory attention to education. He urges that educators put greater reliance on “market forces” such as vouchers (“I suspect Rose and Milton Friedman . . . were right on track”), and briefly acknowledges that “the cost of education egalitarianism is doubtless high and may be difficult to justify in terms of economy efficiency and short-term productivity”. Greenspan writes that he is concerned about widening inequality, lamenting that the first decade of the twenty-first century has been “marred by a disturbing shift in the concentration of income” and that “two-tier economies are common in developing countries, but not since the 1920s have Americans experienced such inequality of income”. But given his support for Bush’s lopsided tax cuts for the wealthy and his deep aversion to Clinton’s original agenda for poorer Americans, his words seem strangely disembodied, if not hypocritical. Alan Greenspan the empiricist contributed a great deal to America, instigating the longest economic expansion in recent history and rewriting the rules of monetary policy. But Alan Greenspan the Ayn Rand libertarian has caused the nation grave injury.

Robert B. Reich is Professor of Public Policy at the University of California at Berkeley, a former US Secretary of Labor, and the author of Supercapitalism, 2008.

Поколение не взрослеющих подростков или же блог Ирины Маленко

Наткнулся на блог И.Маленко, пока искал кое-что в интернете. Решил поместить в своем блоге. Статью можно найти в интернете.

Все лучшее детям! Поколение "господ" и "новых русских" было воспитано в 70-х 80-х годах. Так же, как дети миллионеров часто просаживают оставленное им наследство, дети развитого социализма просадили все достояние накопленное их предками.

На рубеже 80-х-90-х годов в нашем народе произошла мутация. Переход количественных изменений в качественные (как именно это произошло - отдельная тема для серьезного научного исследования). Вылупились на свет черепашки-ниндзя, которые свято верят, что мы все должны жить по законам их с крысами родной канализации.

А мы не хотим шагать.....

Почитайте, что эти мутанты пишут о жизни при социализме, посмотрите, какие фильмы они о нем снимают. Что ни название, то самоописательный эпитет: «Сволочи», «Бандитский Петербург»... Читаешь/ смотришь и думаешь: «Господи, а где же я-то в это время жила?»

Современные мутанты не понимают, органически не способны понять, чем жили люди эпохи Брежнева - даже если они сами тогда жили, но потом мутировали. Кажется, ну, как может человек вот так просто взять и забыть, какой на самом деле - со всеми ее плюсами и минусами - была жизнь? Ан нет, плюсы он в памяти блокирует намертво и в ответ на все аргументы - о бесплатном образовании и медицине, о доступном отдыхе, об уверенности в завтрашнем дне, о низкой преступности, о льготах для матерей и детей - вопит как скипидаром ошпаренный: «Не было красной икры!», «Не было многопартийной системы!», «Совки несчастные!»

Мутация прервала преемственность поколений в России. Я это почувствовала, когда впервые столкнулась с постсоветскими людьми и поняла, что они по-русски говорят как чужие. Дело не только в лексиконе. У них другой темп течи; другая интонация, пустое выражение лица - иногда такое чувство, что они даже сами не понимают, что они несут. И дело не в том, что я - «совок», а они «освобожденные от диктатуры пролетариата». Мой дедушка - того же поколения, что Брежнев. Родился до революции, царя Николая застал в достаточно уже сознательном возрасте. Вырос таким, каким его воспитали досоветские родители, а не только и не столько советская школа (он еще в гимназию ходил). В нем органично жило прошлое, в течение всей его жизни, - и оно передалось от него его детям, а потом и мне. И поэтому я знала, каким оно было. Ощущала его. Когда я вижу семейные российские фото начала ХХ века, они не кажутся мне чем-то экзотическим. Я помню этих людей, помню эти стулья, эти стаканы и чайники. Когда я впервые увидела по ТВ старую хронику 20-х годов, она тоже не показалась мне далеким и чужим временем. У моего дедушки были те же жесты, та же прическа, та же одежда, тот же взгляд. Ну, а война - это было совсем недавно. Когда я пошла в школу, прошло только 30 лет с ее окончания. Мои родители - поколение Шурика и Нины из «Кавказской пленницы».

Для меня наше прошлое - это часть меня. Во многих современных россиянах же произошел полный разрыв с нашими корнями. Вспомните еще раз, какие фильмы о прошлом они снимают, какие книги пишут о нем. Это взгляд чужого, равнодушного человека, который не только ничего не понимает в том времени, а и не стремится разобраться. Посмотрите на небрежность - не только к деталям интерьера, а и к характерам людей из нашего прошлого которых они изображают. Они подделывают эти характеры под самих себя, как если бы из трагедии Анны Карениной сделали «мыльную оперу» о Наташе Королевой, решившей поразвлечься от семейных неурядиц со стриптизером. Многие прекрасные режиссеры советского времени успешно доказали своими новыми фильмами, что они не способен создать ни одной мало-мальски приличной картины без советской «цензуры». Потому что внутренней культуры нет у человека, один такой все советские годы, видимо, тайно мечтал показать публике свою жирную голую задницу. Мечта сбылась, а фильмов хороших не стало. Кто сказал, что смотреть невозможно только новую версию «Тихого Дона», потому что нерусские актеры не смогли вжиться в казацкую душу? Их все невозможно смотреть - ни новую «Капитанскую дочку», где Маша Миронова соблазняет Гринева на сеновале, ни «А зори здесь тихие...», где небритый Васков в одном исподнем выходит ночью из дома проводить зенитчиков на передовую.... Любовь Орлова - совершенно другое поколение, чем я. А она настолько ближе мне, роднее - и интереснее!- чем «менты» из «бандитского Петербурга»...

"Тем, кто за нас в ответе, давно пора понять: Мы маленькие дети, нам хочется гулять!" - пел дурашливый герой фильма "Приключения Электроника". Это был один из самых любимых наших фильмов, когда мы достигли "подростково-хулиганского возраста". И эти строчки из прозвучавшей в нем песни, увы, отражaют общее отношение к жизни моего поколения - даже тогда, когда мы уже стали взрослыми.

Мы привыкли к тому, чтобы быть "пупом земли". К многочисленным мороженым, кaруселям и конфетам. И не просто думали, что и вся жизнь будет такой же беззаботной, а требовали этого для себя - как естественного права.

Мы были первым поколением в многострадальной истории нашей страны, у которого в младенчестве буквально "щеки со спины было видно": такими сильными, бело-розовыми крепышами мы росли, на радость нашим родителям, людям первого послeвоенного поколения, ещё помнящим, что такое голод. Да, нас было не сравнить с нынешними детишками - худенькими, бледными и питающимися «чем бог послал». Выросшие не только без особых забот, но и бывшие первым поколением в истории нашей страны, которому ни в чeм. не было недостатка материально, мы совершенно не ценили то, чем пожертвовaли ради нашего счастливого детства наши бабушки с дедушками. Мы с пеленок привыкли считать все это само собой нам причитающимся. Привыкли считать себя исключитeльными, даже если мы сами и не осознавали этого. " Дима, встань, уступи место бабушке." "Я не Дима, а Димочка!" - обиженно выговаривал крепкий бутуз лет сeми в трамвае. Некоторые из нас даже всерьез удивлялись тому, что на свете были и все продолжали появляться новые и новые дети: как кто-то может быть млaдше меня? Зачем людям нужны ещё дети, ведь я же уже родился?

Впрочем, как и могло быть иначе? Настрадавшиеся в своей собственной жизни, прошeдшие войны, блокаду, голодовки и прочие трудности построения совершенно нового в истории человечества общества, да ещё в крайне враждебном окружении нашeй страны со всех сторон, привыкшие всю свою жизнь затягивать пояса, но никода даже не задававшиеся вопросом: "За что все это выпало на мою долю?", " почeму я?", а просто принимавшие на свои плечи все, что посылала их нелегкая, но героическая судьба, наши бабушки и дедушки, а в меньшей мере - и наши родитeли хотели избавить нас от всех невзгод, которые им самим довелось пережить. Они думали, что этим делают нас счастливыми. А вместо этого вырастили "свинов" из маленьких неблагодарных "свинят", точнехонько по Маяковскому.

Да, мы были счастливы, но не ценили это. Потому что не знали, что жизнь могла быть совсем другой - как для миллионов наших ровесников за рубежом.

- Когда мне чего-то не разрешали родители, я с этим смирялась. Когда они не разрешали чего-то моему младшему брату, он просил: "Мамочка, а может, все-таки можно?" Когда тебе чего-то не разрешали, ты говорила: "А мне НАДО!", - рассказывает мне моя собственная мама.

Мы были поколением, росшим со словами: "А мне надо!" на языке. И нас никто за это даже не оговаривал. На нас умилялись. Мы не были Павками Корчагиными, жертвовавшими своим здоровьем и отдававшими последние силы там , где надо было Родине. Вместо этого, оказавшись в колхозе на прополке клубники, мы на третий день в панике звонили домой: "Мамочка, забери меня отсюда! Здесь нет горячей воды и грязь по колено! И у меня руки и ноги болят..." - и мамочки забирали нас по домам. А потом из нас выросли изнеженные комсомольчики, прокрутившие и пустившие на собственный прожор все, созданноe нашими родителями и их родителями: ведь мы так безапелляционно привыкли считaть все это нашим, хотя пальцем о палец не ударили для того, чтобы что-то построить самим.

Конечно, не все из нас стали Абрамовичами и Ходорковскими. Только небольшое меньшинство. Но это не потому, что стать такими, как они, не хотела, к сожалению, значительная часть нашего поколения. Просто большинство "маленьких, хотящих гулять " великовозрастных детей так и не поняло, что как раз в этом и заключается капитализм: "одному - бублик, другому - дырка от бублика..." Это сердца нашего поколения "требовали перемен и смеялись над Ниной Андреевой. Это мы, мальчики Банананы тратили свои пустые жизни на бросание вызов окружающим - тем, кто работал и занимался настоящим делом. Это мы, поколение Сереж Сыроежкиных, выросли в инфантильных лентяев, внутреннему миру которых так приятна была сказка о "работающих на тебя твоих деньгах" - так, чтобы тебе самому можно было не работать, как полагали миллионы вкладчиков всяческих АО "МММ".

Большинство из нас, даже не просто, а подавляющее большинство не поняло, что мы в своем беззаботном избалованном бунтарстве натворили, даже когда впервые было объявлено о том, что наша страна перестанет существовать с 1 января наступающего года. В воздухе витало только чувство веселого любопытства - а что же дальше? И самых радужных ожиданий... Как будто бы не учили нас тому, что такое буржуазная демократия. Как будто бы тем, кто по-настоящему знаком с основами марксизма, надо было ещё излагать, что представляет из себя на практике "рыночная экономика". Но мы слишком привыкли ни в чем не верить на слово наскучившим нам "занудливым старперам", над которыми мы так цинично насмехались. Большинство нас всерьез верило, что с провалом переворота ГКЧК и триумфом Ельцина, с отставкой Горбачева и уничтожeнием "авторитарного строя" в Восточной Европе мы не просто "перестанем кормить чужие рты", а и дальше все пойдет, как в сказке: и станут они "жить-поживать и добра наживать".

Как же можно при всей своей прекрасной, бесплатно полученной образованности быть такими до отвращения наивными! Неужели мы были такими только потому, что нам никогда по-настоящему никто не врезал как следует по затылку - то есть, никто до Горбачева с Ельциным? Если бы нам кто-то рассказал тогда о том, какой станет наша страна через десять лет, мы бы заплевали его как лжеца: "Нeт, этого не может быть! Академик Сахаров не допустит!". Как заплевала мою маму в автобусе в 1986 ещё году одна молодая москвичка, когда речь зашла о Горбaчеве. "Душить его надо, вздергивать, пока не поздно,"- сказала мама. "Женщина, что Вы такое говорите! Как Вам не стыдно!" - возмутилась москвичка, которую мама вспоминает и по сей день. " Вы ещё вспомните эти мои слова лет через десять", - сказала она ей тогда...

Глупо было бы винить в сегодняшнем своем положении избаловавшие нас поколения наших "предков". Они делали это с добрыми намерениями. Они делали это потому, что знали цену жизни.

Они ошибались - и сегодня платят дорогой ценой за то, что вырастили нас, "демократических" лоботрясов и дармоедов от перестройки. "Не создавать, разрушать мастера..." - это о нас писал Некрасов. "Иди, бабка, отсюда!" - грубо бросают дамочки моего поколения из-за прилавка годящейся им в прабабушки маленькой сгорбленной старушке с медалями ветерана труда на облезлом пальто, пристыженно побирающeйся у входа в их самозванный "супермаркет". Не понимая, что сами окажутся тaкими же "бабками"- и гораздо скорее, чем они думают. И что тогда их собственные дети и внуки будут обращаться с ними по их же примеру - так, как наблюдавший за обращением своих родителей с дедушкой герой Льва Толстого, маленький мальчик, делавший деревянную мисочку, чтобы кормить из нее за печкой своих родителей, кода они состарятся...

Поколение Онегина и Печорина было в царской России "лишними людьми". Интересно, как назовут мое поколение, чьи самые лучшие, самые продуктивные годы выпали на время, которое напоминает слова Александра Блока - "мы - дети страшных лeт России"? В нынешней России колониально-капиталистической практически все мы -"лишние люди". Кроме тех, кто помогает Западу её грабить, не забывая при этом и самих себя, с детства любимых. Они считают себя "героями нашего времени". Какой же жалкий это будет роман! Какие мелкие чувства, какое полное отсутствие мыслей! Тут нужен не Пушкин и не Лермонтов, а Гоголь или, ещё лучше, Сaлтыков-Щедрин.

Что остается нам всем - тем, кто не просто не смог, а и никогда не хотел и не захочет рваться в ряды Абрамовичей-Ходорковских? Кто имел другие цели в своей жизни? Кто и по сей день живет другими идеалами?

Только одно - вырастить новое поколение, своих детей и своих внуков - не такими, какими выросли мы сами. Посвятить этому поколению не просто свои материальные средства, а всю свою душу, всю свою энергию, ибо они - единственная наша надежда. Рассказывайте им побольше о том, какими героями были их прадедушки и прабабушки. Не стесняйтесь говорить им о том, что другая жизнь возможна. Что их школьные учебники истории, написанные на деньги Сороса, бесстыдно лгут. Показывайте детям и внукам фильмы о бесстрашном Камо, о неуловимых мстителях и о пятерых девушках-зенитчицах, погибших в 1942 году при защите Родины. Читайте им стихи Сергея Михалкова - "Мой друг, послушай мой рассказ о нашей Родине, о нас... И были не у всех детей тетрадки и букварь...". Впрочем, в отличие от вас в детстве, это они и сами теперь знают, не по поэмам...

...Перестройку мы заметили не сразу. Первые несколько лет народ просто как от осенних мух отмахивался от назойливых кампаний не в меру ретивого нового генсека, получившего кличку «минеральный секретарь». Кто кроме узкого круга историков еще помнит сейчас, что до перестройки было ускорение и вырубка виноградников по всей стране? «Новая метла чисто метет!»- махали рукой в народе. Побесится и перестанет. Люди не знали еще, что в данном случае речь шла скорее о поганом помеле...

То начиналась кампания борьбы за трезвость. То - борьбы с бюрократией, с обещаниями резко сократить число бюрократов (ха!). То - мода на 20-е годы («возвращение к ленинским истокам», все эти конъюнктурные пьески Шатрова «Дальше! Дальше! Дальше!», с которыми интеллигенция носилась как с писаной торбой), выражающаяся в публикациях книг Троцкого и Бухарина, которые и раньше можно было прочесть в Ленинке, если уж так было невтерпеж, и которые народ хватал с прилавков не глядя (а часто и не читая - мода ведь!) и в манекенщицах от Славы Зайцева, одетых в шинели с буденновками....

Единственная пророческая фраза в «Дальше! Дальше! Дальше!»- это «Почему я не умер маленьким?» Сейчас она частенько приходит мне на ум.... Хотя пусть бы уж лучше умерли маленькими виновники страданий миллионов людей на всех континентах. Те, кто развязал руки ворью и «цивилизованным» бандитам от транснациональных корпораций.

Народ сначала заинтересовался новым генсеком, потому что после стольких лет однообразной жизни началось какое-то движение, но вскоре потерял к нему интерес, раскусив балаболку. Не раскусила и продолжала носить его на руках только восторженная как новорожденный теленок интеллигенция.

Собственно перестройка началась с платных туалетов и конкурсов красоты. Что вполне логично, если задуматься: ведь отныне все, от человеческой красоты и до человеческих фекалий, превращалось в товар... И с ошибками в энциклопедиях, которые, к моему ужасу, больше никто не исправлял... Никто даже и не собирался их исправлять. Подумаешь, под картиной Афеворка Текле «Красавица» написано, что это «Воин»!

Это было предвестником того, что скоро вся страна окажется оккупированной людьми, занимающимися не своим делом. Пирожниками, тачающими сапоги. Драматическими актерами, катающимися на коньках, телеведущими, торгующими ткемалевым соусом, дочками губернаторов, ведущими телепередачи, и сынками секретарей парткома вузов, заделавшимися романистами в перерывах между ведением бизнеса (это еще самые безобидные примеры!). Дилетантами, чей лозунг по жизни - «от поганого не треснешь, а от чистого не воскреснешь»!...

Что же касается красоты, то в одночасье героями нашего времени были объявлены Маши Калинины и «интердевочки», продающие себя иностранцам за пару колготок, которых нам предлагалось понять и пожалеть: ведь это же «нехорошие коммунисты», вроде Сталина, Егора Кузьмича Лигачева и Нины Андреевой не обеспечили их достаточным количеством колготок! Так комсомольские мальчики проводили артиллерийскую подготовку к психической атаке на подрастающее поколение советских девочек, которых они уже тогда намеревались поставлять в бордели Европы (и предстоящие отечественные)... Никто уже не вспоминал, что во время войны были случаи, когда наши женщины, переспав с фашистами - не за колготки - чтобы накормить голодных детей! - потом кончали жизнь самоубийством, не в силах совладать с угрызениями совести. А нас призывают жалеть этих современных *** с их нехваткой импортных колготок?? О том, что стриптиз был объявлен «неотъемлемой частью мировой культуры» и о том, как нам начали компостировать мозги, что тот, кто не испытал в постели оргазма, зря прожил жизнь, надо напоминать?...

...Сейчас, с высоты прожитого, когда глядишь на то время, оно больше всего напоминает массовое сумасшествие. Когда вспоминаешь, как писатель Юлиан Семенов (это тот самый, который еще в начале 80-х был уверен, что «Мак Дональдс» - это фешенебельный ресторан, где подают настоящий кофе!) всерьез уверял, что стоит только начать платить за лечение нашим медикам, как они тут же, словно по мановению волшебной палочки, станут лучше лечить больных и ухаживать за ними... Как люди стояли в ночь (!) в очереди, чтобы попасть на выставку Ильи Глазунова, чтобы увидеть одну-единственную его «неслыханно смелую» (ага, после того, как вышла разнарядка свыше!) «Вечную Россию»... Как бросали работу и целыми коллективами днями сидели у телевизора, словно бандерлоги перед удавом Каа, слушая депутатов, упражнявшихся в красноречии... Как готовы были умереть за свежий номер коротичского «Огонька» (где он ныне, тот Коротич?...)

Стыдно. Ведь все мы были уже взрослые люди! А психология - как у Василия Алибабаевича: «Все побежали, и я побежал!»... Когда у нас в институте «впервые на арене» читалась лекция о «сталинских репрессиях» (сейчас я даже уже не помню, кем!), мы с Лидой тоже рванули на нее: ведь все говорили, что это будет нечто сногсшибательное. На лекцию мы, правда, не попали: в аудиторию набилось только народу, что мы даже в дверь войти не смогли. Люди свисали с лестниц, чуть ли не с потолка...Ну точно как бандерлоги! А кто сейчас помнит, как мы читали в перестроечной прессе, что «Черное море вот-вот взорвётся из-за наличия в нём сероводорода» и всерьез опасались этого, или какая истерия, какой психоз творились вокруг фильма Абуладзе «Покаяние»? Когда какая-то итальянская газета написала, что Ельцин алкоголик, все дружно возмущались такой наглой лжи. Ведь он лично пару раз доехал до работы на троллейбусе (или на метро) и даже сам зашел в 2 или в 3 магазина!...

Когда расплодившиеся как грибы кооперативы перестали быть дополнительной работой для многих, как предполагалось законом о кооперативах, а стали основной; когда они скупали на корню по дешевой государственной цене сырье для своей продукции, которую предлагали потом втридорога, и в магазинах из-за этого начались хронические приступы дефицита, невиданные ни при Брежневе, ни при Андропове, ни при Черненко; когда в великий и могучий русский язык вошло новое красивое слово - рэкетир, когда спортсмены-борцы все чаще и чаще становились бандитами; когда в стране ввели карточки - сначала на мыло, а потом на водку, даже слепому уже должно было стать ясно, что новоявленный Сусанин ведет нас куда-то не туда. Но интеллигенция вместо этого по-прежнему обвиняла во всем Сталина и Лигачева. А мы по-прежнему радовались жизни, танцевали на улицах на нововведенных праздниках, вроде Дня Города, пожирая непрожаренные кооперативные шашлыки, от которых запросто можно было подхватить сальмонеллез, да пели песенки Вити Цоя про алюминиевые огурцы... Что от нас и требовалось...

С самонадеянностью молодого поколения мы думали, что знаем ответы на все вопросы. Это тогда с плохого качества перезаписанных до дыр магнитофонных кассет зазвучало:

«Я забыла все, чему нас учили столько лет,

Неужели я сама не найду на все ответ?»

И, конечно же, бессмертное цоевское:

«Перемен требуют наши сердца...»

Как мы хотим жить, мы не знали - на то у нас был Явлинский с его «500 днями» и «Манифесты перестройки». Знали только, как не хотим.

Перестроечная зараза не обошла и меня. Хотя я и быстрее других поняла подлинную цену «меченому Мишке», я тоже, как и мои однокурсники, волновалась за судьбу Ельцина, когда он лег в больницу и - о непроходимая, чудовищная глупость!- посмеивалась вместе с другими, когда он объявил о суверенитете России: «Накося, Миша, выкуси!». То есть, форма для меня на этот период оказалась важнее содержания. Настолько мне уже был отвратителен к тому времени товарищ, из которого за какую-то пару лет успел вылупиться господин.

Моя первая встреча с новыми русскими произошла не на рынке, а на экзамене по марксистско-ленинской философии у нас в институте. Мне попался вопрос о новом человеке. Я ответила. Меня спросили, что я читала на эту тему дополнительно. Я назвала книгу нашего преподавателя, которого экзаменаторы только-только что выжили с кафедры. «Это не та литература, девушка!» - нагло ухмыльнулись мне они в лицо. Мысли их при этом были далеко - они явно с удовольствием мысленно прокручивали перед собой, как унижали и оскорбляли этого «неперестроившегося» человека.

Я почувствовала, что передо мной - что-то новое. Цинизм, который возводится в достоинство. Неважно, что сами они вообще никаких книг не написали - ни на эту тему, ни на другие. Эти люди были уверены, что владеют истиной в последней инстанции. Смесь цинизма с апломбом, очевидно, входили в список «общечеловеческих ценностей»...

...В новое общежитие мы переехали в феврале. Наступила всеобщая эйфория. Страна вокруг нас тем временем сначала медленно, но вскоре все быстрее и быстрее погружалась в веселый еще пока хаос.

- «Мама - анархия, папа - стакан портвейна!» - надрывался из окон нового общежития магнитофон голосом Вити Цоя. У нас же теперь есть свобода! ...

Ирина Маленко
03.06.2010 13:51:47

Теория зааговора или...

Бывший директор ЦРУ, Аллен Даллес (1893 - 1969) в своем "Плане разгрома Советского Союза и России" писал: "Посеяв в Советском союзе хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников... своих союзников и помощников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания... Литература, театры, кино - все будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых творцов, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства - словом всякой безнравственности. В управлении государством мы создадим неразбериху... Мы незаметно будем способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Бюрократизм и волокита будут возводиться в добродетель... Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов, и прежде всего вражду и ненависть к русскому народу, - все это мы будем ловко и незаметно культивировать, все это расцветет махровым цветом. И лишь немногие, очень немногие, будут догадываться или даже понимать что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ оболгать, объявить отбросами общества..."

Сергей Кузнецов пятница, 25 сентября 2009 года, 08.58

«Слуги Сатаны» на Северном Кавказе
Теракты смертников на юге России и реакция арабских СМИ

Сергей Кузнецов «Слуги Сатаны» на Северном Кавказе

Теракты смертников на юге России и реакция арабских СМИ

В перманентное, ставшее уже привычным для простого российского обывателя состояние войны с террором на Северном Кавказе с конца весны заметное оживление внёс всплеск атак на представителей власти и правоохранительных структур с участием шахидов. Это событие не осталось без внимания арабского медиасообщества.

Впервые смертники осуществили свои теракты на Северном Кавказе летом 2000 года, после завершения активной фазы контртеррористической операции федеральных сил против чеченских сепаратистов и перехода военного противостояния в фазу партизанской войны. Если первая чеченская война проходила под национальными лозунгами (и тогда чеченцам существенную помощь оказали исламские радикалы, но они всё-таки были на вторых ролях), то вторая чеченская стала уже частью всемирного джихада «воинов Аллаха» против «отступников и неверных». В середине 90-х годов не было зафиксировано ни одного случая использования шахидов (использование смертников в принципе противоречит традициям и менталитету чеченцев, которым с их традиционно очень высоким боевым духом они даже и не нужны). А с начала нынешнего века арабские наёмники, поставившие под свой контроль всё руководство Республики Ичкерии, привнесли эту тактику и в Чечню.

При этом в истории использования «живых бомб» на Северном Кавказе можно выделить два пика: первый пришёлся на 2000—2003 годы, а второй — на нынешний год (причём с достаточно высокой концентрированностью по времени, в отличие от начала нулевых лет). Эта тактика вышла за пределы Чечни и затронула сопредельные с ней Ингушетию и Дагестан. А в промежутке между этими пиками смертники успели отметиться в Северной Осетии, Ставропольском крае и Москве. Теперь с Северного Кавказа чуть ли не каждую неделю приходят сообщения о терактах с участием смертников, основной удар которых принимают на себя представители правоохранительных органов. Периодически силовикам в результате спецопераций удаётся ликвидировать или задерживать потенциальных бомбистов.

Именно ЦАХАЛ, проводивший в 1982 году в Ливане операцию «Мир Галилее», первым на себе испытал совершенно новую тактику «мятежевойны», без которой сегодня уже не представишь ни один конфликт на Ближнем и Среднем Востоке. Речь идёт о терактах с участием смертников. В южноливанском городе Тир 11 ноября 1982 года и 4 ноября 1983 года двое шахидов «Исламского джихада» — военизированного крыла «Хезболлах» — на начинённых взрывчаткой автомобилях превратили в груду развалин соответственно штаб ЦАХАЛ и штаб Шин-Бет (внутренней разведки Израиля). В обоих случаях погибли десятки израильских солдат, полицейских и сотрудников спецслужб. В середине 80-х годов террористы-смертники стали уже настоящей головной болью для частей израильской армии, расквартированных в Ливане, и особенно для АЮЛ (Армии Южного Ливана) — произраильской христианской милиции, занимавшей зону безопасности на юге страны.

В этой связи обращают на себя внимание два обстоятельства. Во-первых, в основном роли «живых бомб» на Северном Кавказе выполняют женщины и юноши. Возможно, опытные боевики считают, что им нет резона надевать пояс шахида, раз они своим опытом могут принести гораздо больше пользы в партизанской войне, а не «расходовать» себя в единичной акции. Но также вполне вероятно, что они и не смогли бы привести взрыватель в действие, даже будучи обвешанными взрывчаткой. Далеко не каждый «шайтан» сможет себя взорвать. Это ведь вопрос психологии. Можно вспомнить, к примеру, что при захвате театрального центра на Дубровке осенью 2002 года из всего состава банды Мовсара Бараева, громогласно объявившего всех своих подчинённых смертниками, шахидами, точнее, шахидками готовы были стать только женщины — только они носили пояса со взрывчаткой. Гораздо проще использовать для этих целей вдов убитых боевиков (а на Кавказе для многих женщин, потерявших мужей, с их смертью заканчивается не только супружеская жизнь, но и в ментальном плане теряется смысл жизни как таковой) либо молодёжь, сочетая промывку мозгов с игрой на их беспросветном настоящем и такого же цвета будущем. Ведь не секрет, что особенно остро на Кавказе стоят проблемы массовой безработицы среди населения и запредельного даже по российским меркам уровня коррупции.

Вторая особенность нынешних терактов самоубийц заключается в том, что в массе своей, возможно именно из-за террористической «неопытности» женщин и молодых ребят, последствия их самоподрывов, если это выражение вообще здесь уместно, не поражают воображение. Как правило, в каждом случае общее количество убитых и раненых не превышает десятка человек. Наименее «эффективным», видимо, стоит признать теракт, произошедший 12 сентября у грозненской гимназии, в результате которого погиб только сам 23-летний подрывник (ещё трое милиционеров получили ранения).

К сегодняшнему дню США в Ираке ценой серьёзных ошибок и больших жертв добились достаточно существенных успехов в стабилизации обстановки в стране.

И уж точно по массовости применения и последствиям северокавказским бомбистам далеко до своих афганских и иракских коллег — негласных законодателей этой моды. Причём если в Афганистане интенсивность терактов с участием смертников как минимум не снижается, держась примерно на одном и том же уровне с 2006 года, когда эта тактика стала массово использоваться талибами (в среднем 140 случаев за год), то в Ираке за последние два года, наоборот, кривая стала резко снижаться.

Собственно, само авторство термина «слуги Сатаны» применительно к смертникам многими приписывается нынешнему премьер-министру Ирака. Нури аль-Малики знает, о чём говорит. Для его страны в первые постсаддамовские годы они стали сущим бедствием. Именно Ирак в этом плане поставил такие «рекорды», по сравнению с которыми все остальные ареалы использования тактики шахидов в мире просто меркнут (пиковыми годами оказались 2005 и 2007 год— 478 и 442 случая использования «живых бомб» соответственно). А, к примеру, в текущем году в Ираке «в рай» через детонацию поясов шахидов и подрывы заминированных автомобилей попало «всего» чуть больше 30 самоубийц. Всего же с 2003 года в Ираке прогремело около 1700 (!) взрывов, осуществлённых смертниками. Теоретически даже такую нереальную цифру способен перебить только Иран. Ещё со времён ирано-иракской войны своей потрясшей западных военных аналитиков тактикой атак «людскими волнами» на иракские позиции шииты-персы показали, что в плане пренебрежения к смерти они даже превзойдут своих главных оппонентов — суннитских ваххабитов из «Аль-Каиды», погрузивших Ирак в хаос суицидального террора. Америка должна молить Бога, что вынашивавшаяся Бушем-младшим идея атаки Ирана так и осталась идеей и Штатам не пришлось спустя четверть века после памятных атак ливанских смертников из «Хезболлах» на американские объекты в Бейруте в начале 80-х годов заново знакомиться с ярко выраженным в шиитской доктрине культом мученической смерти.

Теме возможного удара США по Ирану уже не менее пяти лет. Ещё года два назад всерьёз рассматривалась возможность проведения ВС США в Иране полномасштабной военной операции, подобной иракской, то есть подразумевающей полную оккупацию страны. Сегодня совершенно очевидно, что подобный вариант снят с повестки дня.

Кстати, аккумуляция сил и средств исламских радикалов в Ираке после вторжения в эту страну американских войск очень сильно помогла федеральному центру в Чечне, так как помощь местным мятежникам и арабам-наёмникам из-за рубежа после начала для Вашингтона иракской кампании сократилась в разы. Обратно пропорциональная связь между этими двумя горячими точками настолько очевидна, что крайне удивительно было все эти годы наблюдать истерику Кремля, требовавшего вывода американских войск из Ирака. Видимо, Кремль задевало, что не наши, а американские солдаты стали главной целью радикальных исламистов, толпами поехавших на джихад в Месопотамию. Конечно, данное предположение кажется абсурдным, но другого логического объяснения найти не получается. Очевидно, что, не случись Ирака, и в Чечне, в частности, теракты с участием смертников приняли бы совсем другие масштабы.

Чуть ли не впервые в нашей истории нашлась страна, которая своей кровью и на свои деньги воюет за наши интересы. Разумеется, она преследует свои цели, но при этом получается так, что защищает нас. Мы проклинаем её за это! Нам не нравится, что арабы и афганцы убивают и ненавидят американцев, а не нас! Что американские войска, а не наши стали мишенью для исламистов, центром их притяжения. Видимо, нам хочется по традиции платить своей кровью и своими деньгами за чужие интересы, обратная ситуация для нас психологически непереносима. Если кто-то думает, что те люди, которые в Ираке и Афганистане стреляют сегодня в американцев, считают нас союзниками, это уже нечто из области психиатрии.

Печатные и электронные СМИ арабского мира не обошли стороной нынешнюю активность смертников на Северном Кавказе. Хотя сказать, что этот всплеск занял все первые полосы арабских газет и интернет-порталов, значит погрешить против истины. Особое внимание их привлекли в первую очередь два теракта, произошедшие не в Чечне, а в Ингушетии. Речь идёт о покушении на президента республики Юнус-бека Евкурова 22 июня и подрыве здания ГОВД Назрани 17 августа. Помимо крайней резонансности, обусловленной выбором шахидами объектов для своих атак, СМИ отмечают, что эти теракты объединяет использование самоубийцами автомобилей, начинённых взрывчаткой (что по эффекту абсолютно несравнимо с поясами шахидов, весящими считанные килограммы). А последствия теракта 17 августа вообще ставят его в один ряд со среднестатистическим иракским «аналогом» 3—4-летней давности. В Чечне, напоминают арабские СМИ, почти все шахиды, за исключением пары бомбистов на велосипедах, доходили до своих целей пешком. Также арабское медиасообщество уделило внимание и жёстким заявлениям Дмитрия Медведева по их поводу. Этим всё и ограничилось. Поэтому собственно интерес представляют только две вещи — реакция самих арабов и освещение темы на «арабской CNN» — «Аль-Джазире».

Знакомство с откликами арабов в печати и интернете на теракты смертников на юге России лишний раз опровергает довольно-таки расхожий в России миф о том, что все арабы нас любят. Конечно, большинство арабов, особенно жителей тех стран, которые в своё время получили значительную экономическую и военную помощь Советского Союза, помнят те времена и продолжают относиться к нашей стране с симпатией. По большому счёту этому даже не помешал ввод наших войск в Афганистан, хотя из-за этого имидж Москвы в арабском мире заметно испортился. А вот для кого Россия продолжает традиционно оставаться «угнетателем правоверных» ещё с афганской поры, так это для сторонников радикальных взглядов, занимая в их списке «врагов ислама» почётное второе место и уступая только признанному лидеру — США. До сих пор нам сильно аукается вчистую проигранная информационная война времён первой чеченской, из-за которой многие арабы, до неё относившиеся к России как минимум нейтрально, продолжают считать русских «захватчиками исконных мусульманских земель». О радикалах со стажем и говорить не приходится. Стоит ли поэтому удивляться, что очень часто в комментариях арабских СМИ к сообщениям об очередном подрыве смертника на юге России можно читать поздравления «моджахедам Кавказского эмирата» с призывами и дальше бить «русских оккупантов», а заодно и «местных вероотступников».

На Балканах, в Афганистане, в Ираке, в палестино-израильском конфликте, в ситуации вокруг иранской ядерной программы Россия хоть и полноправный участник, но не инициатор событий. Как правило, её роль сводится к роли постоянного члена Совета Безопасности ООН, обладающего правом вето при решении глобальных вопросов.
Читать дальше

Что касается роли самого популярного арабского спутникового телеканала в освещении терактов с участием смертников в России, то он действует в свойственном ему репертуаре. Здесь необходимо сделать небольшое пояснение. Теракты палестинских смертников против Израиля «Аль-Джазира» всегда характеризует выражением «амалият истишхадийя» — «мученические акции». Для него, как и для всего арабского мира, это именно боевые операции «мучеников» за освобождение палестинских земель от «оккупации» (обычно так коротко арабские СМИ называют израильские власти). Для арабов палестинские шахиды являются именно «борцами, принявшими мученическую смерть», а не террористами. А вот подрывы самоубийц в Ираке или Афганистане, несмотря на традиционно нещадную критику действий США в этих странах, канал уже называет «хаджмат интихарийя» — «атаки смертников» или «тафджират интихарийя» — «теракты с участием смертников». Так же он характеризует и акции бомбистов на Северном Кавказе. Изюминка, однако, в том, что «арабская CNN» при описании ответных действий властей (кстати, не только российских или западных, но и исламских стран) на такое проявление терроризма всегда использует выражение «борьба против так называемого терроризма». Понятно, что само словосочетание «борьба с терроризмом» после 11 сентября 2001 года превратилось в некий фетиш, который стало модным использовать при случае и без. Однако так освещать положение вещей на Северном Кавказе, ставшем с 1999 года жертвой открытой агрессии со стороны радикального ислама аравийского происхождения, не позволяет себе даже саудовская «Аль-Арабия» — второй по популярности арабский телеканал. Такая вот у катарского медиагиганта политкорректность по-арабски — «борьба против так называемого терроризма террористов-смертников».

Обанкротившийся Сталин

Обанкротившийся Сталин
Фигура года: Сталин

Борис Соколов

С момента окончания румынской революции, которую никак нельзя назвать «бархатной», поскольку в ходе столкновений погибло по официальным данным 1104 человека, прошло уже 20 лет. Но до сих пор нет окончательного ответа на вопрос, почему перешедшие на сторону народа военные и политические вожди революции так быстро расправились с диктатором Николае Чаушеску и его супругой Еленой, расстреляв их практически без суда. Вряд ли таковым можно счесть двухчасовое заседание военного трибунала фактически без участия защиты, поскольку адвокат четы Чаушеску в своем заключительном слове признал подсудимых виновным (см. стенограмму этого заседания).

Поплатиться жизнью за блокаду рынка

Супругам Чаушеску наряду с геноцидом, под которым имелся в виду расстрел демонстрации венгерского меньшинства в Тимишоаре, и вооруженным нападением на людей и государственную власть (так оценили обстрел демонстрантов и госучреждений в Бухаресте), инкриминировали также разрушение государственных служб, институтов и подрыв народного хозяйства. Обвинение утверждало, что супруги Чаушеску «заблокировали нормальный ход развития экономики». С последними обвинениями можно согласиться безоговорочно, поскольку коммунизм действительно разрушал рыночную экономику, а Николае Чаушеску делал это особенно истово.

Расплатившись же накануне своего падения со всеми иностранными кредиторами ценой того, что миллионы румын жили на грани голода, Чаушеску собирался перевести страну в режим суровой автаркии и изолировать ее от всего мира, по примеру Северной Кореи. Однако в условиях Европы подобная изоляция вряд ли бы удалась. Главное же то, что вменяемые Чаушеску экономические прегрешения, в отличие от геноцида и убийства мирных демонстрантов, не имели серьезных оснований. Но именно экономическая политика Чаушеску до сих пор сказывается на развитии Румынии самым пагубным образом.

Было ли вынесение молниеносного смертного приговора вызвано стремлением прекратить гражданскую войну, чтобы лишить контрреволюционные силы своего знамени, или попытка избежать гласного судебного разбирательства, на котором могли всплыть какие-либо факты, компрометирующие высшее военное руководство? Боюсь, что точно ответить на этот вопрос мы уже не сможем.

Но все-таки можно склониться ко второму варианту. Ведь уже 22 декабря власть в Бухаресте перешла в руки восставших. Супруги Чаушеску, бежав из столицы, заботились уже не о подавлении революции, а только о том, чтобы спасти собственные жизни. На их стороне не было поддержки сколько-нибудь значительной части населения, в защиту Чаушеску не выступила ни одна воинская часть. Так что опасности развертывания в стране полномасштабной гражданской войны просто не существовало.

Бесславное падение режима

А был ли заговор против Чаушеску? Прав ли он был, когда перед смертью говорил о генералах-предателях, отказавшихся бросить армию против народа? Один из вождей декабрьской революции и бывший президент Румынии Ион Илиеску утверждает, что никакого заговора против Чаушеску не могло быть просто потому, что «все возможные заговорщики, в том числе и я, находились под усиленной слежкой Секуритате». С этим трудно спорить, как и с тем, что румынская революция (как и всякая революция) вспыхнула стихийно, после решения властей о депортации активно боровшегося за права румынских венгров тимишоарского пастора Ласло Текеша, а потом перекинулась на всю страну.

Однако в принципе нельзя исключить существование какого-то заговора, скоротечно оформившегося среди тех, кто находился вне подозрений, включая высших чинов армии, а возможно – и Секуритате. После падения Берлинской стены слишком многим стало очевидно, что социализм в Восточной Европе рухнул, что горбачевский Советский Союз не хочет и не может поддерживать местных коммунистов силой оружия и что режим Чаушеску, не обнаруживавший никаких признаков либерализации, обречен.

Во всяком случае, армия очень быстро отказалась стрелять в народ. Кто стрелял в демонстрантов, и на чьей совести сотни жертв – не выяснено до сих пор. От таинственных стрелков в штатском открестилась даже Секуритате, и, во всяком случае, кроме четы Чаушеску, за попытку подавить революцию никто больше осужден не был. По словам Илиеску, только «в надежде прекратить кровопролитие мы прибегли к чрезвычайному революционному суду над четой Чаушеску. Действительно, после их расстрела 25 декабря стрельба сразу прекратилась».

Правда, сегодня уже трудно установить, когда именно прекратилась стрельба – после казни диктатора или еще до нее. И нельзя исключить, что вожди революции так торопились с казнью супругов Чаушеску только потому, что на открытом судебном процессе могла всплыть компрометирующая их информация. Точно так же Хрущев и его товарищи расправились с Берией, опасаясь разоблачений со стороны бывшего шефа карательных органов.

Наследство Чаушеску

И демократия в Румынии сегодня – далеко не «бархатная», что доказывает длящийся уже более полугода политический кризис и ставшие традицией обращение проигравших в суды после каждых общенациональных выборов. И здесь сказывается наследие Чаушеску.

Благодаря его жесткой антирыночной политики Румыния была одним из беднейших государств советского блока и остается сегодня одним из беднейших государств Евросоюза. С Чаушеску злую шутку сыграло то, что в 1960-е и 1970-е годы Запад в какой-то мере подкармливал Румынию за ее сравнительно независимый курс среди стран советского блока.

Когда к власти СССР пришел Горбачев, интерес Запада к Румынии резко упал, и дешевые кредиты кончились. Попытка же искать спасения на пути северокорейской модели привела румынского диктатора к гибели, поскольку люди еще помнили относительное благополучие 1960-х и начала 1970-х годов. Поэтому в условиях всеобщего недовольства режимом жесткой экономии для революции достаточно было искры, какой и стала попытка депортировать венгерского священника.

Сегодня по ясно выраженным политическим соображениям Румынию приняли в Евросоюз и НАТО, хотя многим критериям членства в этих организациях она не отвечает и находится во многих отношениях гораздо ближе к соседней Украине, которой в приеме в евроатлантические структуры пока что отказано, впрочем, тоже по чисто политическим, а не социально-экономическим.

Политическая система в Румынии, равно как и на Украине, до сих пор не стала устойчивой: в ней остается значительной коррупционная составляющая, партии создаются не под идеи, а под лидеров, а действующую власть постоянно подозревают в фальсификациях. По тяжести же переживаемого финансово-экономического кризиса в странах ЕС Румыния уступает сегодня только государствам Прибалтики.

Эксплуатация "твердой руки"

Сегодня многие румыны хотели бы вернуться ко временам Чаушеску, но имея при этом в виду отнюдь не уровень жизни, а только относительную доступность социальных благ в виде дешевого жилья, бесплатной медицины и образования (об их качестве сегодня уже подзабыли).

Однако сам диктатор большой популярностью в стране все же не пользуется. Ему не могут простить голодные и холодные 1980-е годы, да и неспособность справиться с революцией не позволяет создать ему ореол «сильного человека». Но и память о революции 1989 года не кажется румынам достаточно актуальной. На демонстрацию, посвященную ее 20-летию, вышли всего 200 человек. И это по сравнению с сотнями тысяч демонстрантов в декабре 89-го.

Сегодня в стране продолжается борьба между наследниками либеральных партийных функционеров, свергнувших Чаушеску в союзе с военными, и наследниками антикоммунистических демонстрантов 1989 года. В Румынии в отличие, например, от Польши или от соседней Венгрии, строительство как демократии, так и рыночной экономики пришлось начинать фактически с нуля. И это – главная причина современной политической и экономической нестабильности, в условиях которой чаще побеждают популисты, чем «правильные» политики, что и продемонстрировал случай с Траяном Бэсеску. Политически нынешний румынский президент от Чаушеску весьма далек, но вот харизмой и авторитарными методами руководства – весьма близок.

Но, что, может быть, еще важнее, опыт Чаушеску показывает нам, чего стоят упования на «нового Сталина», столь распространенные среди наших соотечественников. За несколько месяцев до своей гибели Чаушеску признавался: «Если бы я сделал для моей страны столько же, сколько Сталин сделал для своей, я был бы счастлив остаться в исторической перспективе как современный Сталин».

Как отблагодарил его народ – известно. Сегодня румыны, как и другие восточноевропейцы, слишком привержены стандартам общества потребления, чтобы польститься на казарменный социализм образца Сталина или Чаушеску. Думаю, что сегодня «новый Сталин» невозможен не только в Румынию, но и во всех посткоммунистических странах, включая Россию. Другое дело, что отдельные политики в разных странах в пропагандистских целях эксплуатируют тоску значительной части народа по «твердой руке», но сами они «новыми Сталинами» становиться не собираются, поскольку слишком хорошо помнят о печальной судьбе Николае Чаушеску.

25.12.09 13:03

УГОЛОК ИСТОРИИ И НАУКИ

6 ДЕКАБРЬ 2008 Г.

ЦЫСИ – ИМПЕРАТРИЦА-ВАМП

Говорят, китайцы по-особому относятся к прошлому. В их сознании нет дистанции времени. События и люди трехтысячелетней давности для них – такая же злоба дня, как и новости свежих газет. Может быть, в этом – одна из китайских тайн, а тайны эти нам нужно знать, ведь 21 век считают веком Китая! А мы заглянем в святая святых императорского Китая – во дворец императора или в Запретный город. И пошуршим тайнами интимной жизни Сына Неба и его гарема.

Героине этого очерка императрице Цыси (1835–1908) не вынесен еще окончательный вердикт истории. Стойкое жизнелюбие, социальный эгоизм и полная безответственность этой милой женщины будут нас в сем вдохновлять, а может быть, кому-то кого-то и напомнят из наших современников. Итак, в путь!

Рождение Орхидеи

В 17 веке Китай захватили маньчжуры. С этого момента в знатных маньчжурских семьях больше ждали рождения девочки, чем мальчика. Потому что новые, маньчжурские, императоры могли выбирать себе императрицу только из соотечественниц. И вот одной знатной маньчжурке приснилось, будто яркий-преяркий месяц спустился с неба и проник в ее чрево. Наутро дама разрешилась от бремени девочкой. Ее назвали Орхидеей. Отец Орхидеи попал в немилость и умер в нищете. Кроме матери на руках волевой Орхидеи остались слабоумный брат и младшая сестра Лотос. А тут и новая напасть: шел очередной призыв служанок во дворец Сына Неба. Конечно, это были не те служанки, что моют посуду и штопают носки, – это были девицы, которым могло улыбнуться счастье стать императорскими наложницами.

Для тех, кто еще не бывал при китайском дворе, поясним. У императора была всегда ОДНА жена-императрица, одна «императорская драгоценная наложница», две просто «драгоценные наложницы», четыре «наложницы», шесть «конкубин» и неопределенное число дам для услуг прочих рангов. Ранги звучали весьма приятно: «драгоценные люди», «постоянно находящиеся» и, наконец, «отвечающие согласием». Для того чтобы государь мог посетить одну из своих цыпочек, он должен был получить официальное разрешение супруги. Письменное, с печатью. При таких делах и конкуренции многие девушки вообще оказывались во дворце, как в тюрьме. Иные красавицы уродовали себя, лишь бы не оказаться в Запретном городе. Маленький штрих: в тот раз, когда Орхидея поступала во дворец, девушкам пришлось целый день на жаре ждать у его ворот, потому что император запаздывал. Началась руготня со стражей. Одна девушка не выдержала и стала обвинять императора в том, что он интересуется только развратом, в то время, как страна бедствует. Диссидентку схватили и потащили к коляске императора, который, как раз, появился. Девушка повторила все ему. Молодой император Сянфэнь рассмеялся и отпустил ее. Но этой девушкой была вовсе не Орхидея.

Для Орхидеи началась ее похожая на сказку и детектив придворная жизнь. Аромат Орхидеи, или механика жизненного успеха Злые языки утверждали, что Орхидея слишком часто душится, – запах у нее не свеж. Не находили ее и писаной красавицей. Впрочем, будущая императрица Цыси была так обворожительна с мужчинами и так умела петь (имела «жемчужное горло»), что все, кому надо было, таяли… К слову сказать, жизненных сил Цыси было не занимать. В 70 лет она выглядела как ухоженная сорокалетняя женщина. Но тогда, в самом начале, очутившись во дворце, она поняла, что за себя здесь нужно бороться. Ее и другую наложницу поместили в один из самых дальних павильонов загородного дворца. Верно поют: «Бедняк гол, как сокол, поет-веселится». Если другая наложница с утра до ночи лила слезы по своим состоятельным «родным и близким», Орхидея обучилась живописи и изрисовала все стены домика орхидеями. Во дворе она посадила четыре сорта орхидей, чтобы цвели в любое время года. Орхидея пела, веселилась и была очаровательна с придворными евнухами. Большую часть жалованья она тратила на подарки им, и скоро оказалась в курсе всех придворных событий.

В полдень императора проносили в Павильон воды, деревьев и чистого цветения для забав с его китаяночками-наложницами. Проносили далеко от домика Тень платанов, где жила Орхидея. И тогда она подкупила евнухов, и они поволокли паланкин с Сыном Неба по дорожкам, пролегавшим мимо Тени платанов. Прохлада, сильный запах орхидей, веселый домик и дивное пение увлекли Сянфэня. Он пожаловал в гости к Орхидее и провел с ней целый день. Мышка попалась! Вечером император удалился, но не успела Орхидея вымыться и приготовиться ко сну, как явился придворный евнух и объявил, что государь дарует ей титул «драгоценного человека» и повелевает приготовиться к э-э… «осчастливливанью»! Орхидею тотчас раздели, снова помыли, умастили благовониями. Совершенно нагую, ее завернули в покрывало из пуха цапли (цапля – символ чистых намерений). Евнух взгромоздил сей трепетный груз на закорки и доставил в спальный дворец. Через два часа Орхидею вернули тем же манером в Тень платанов, но с повелением быть готовой к «осчастливливанью» и на следующую ночь. Мышеловка, короче, захлопнулась!

Что такое ночь с Сыном Неба Если вы представили себе разные глупости, которые все еще иногда случаются между мужчиной и женщиной, то забудьте о них! Спать с императором Поднебесной – это сплошная сложная церемония. Итак, значит, евнух непременно на закорках непременно голую и непременно в покрывале из пуха цапли приносит девушку. Император ОБЯЗАН уже быть в постели, так что девушка тотчас проскальзывает к нему под одеяло. Главноуправляющий Палаты важных дел (конторы, регистрировавшей сексуальные отправления Сына Неба) и евнух, принесший девушку, садятся бдеть в соседней комнате. Если наложница задерживается в опочивальне слишком долго, Главноуправляющий кричит: «Время пришло!» И так до трех раз! На третий император ОБЯЗАН был откликнуться. После этого Главноуправляющий и евнух входили. Главноуправляющий вставал на колени и спрашивал: «Оставить или нет?» Если ответ был отрицательным, Главноуправляющий нажимал на живот женщины так, что все «драконов семя» (придворный эвфемизм, а не ругательство!) выливалось из нее. Если же император велел семя в даме оставить, то в специальный журнал заносилось, что такого-то числа государь осчастливил такую-то. После этого женщину заворачивали в пуховое покрывало и отправляли на закорках евнуха в ее обычные апартаменты.

Орхидея с шипами

Очень быстро набрав силу, Орхидея стала расправляться с китайскими наложницами, которых Сянфэнь все еще иногда жаловал своим вниманием. Она терзала их, уродовала, била, топила в пруду. Конечно, до императрицы Цыань дотянуться она не могла: та сама могла ее казнить. Но ведь Цыань и не спала с Сянфэнем, потому что была целомудренна и строга, а Сын Неба имел венерическую болезнь. Впрочем. узнав о зверствах Орхидеи, Сянфэнь приказал, было, ее казнить… Но тут оказалось, что сей нежный цветок беременен. Наследник! Это же дело государственной важности! Короче, во мгновение ока из преступницы Цыси (мы будем ее так теперь называть) стала вторым после императрицы человеком в гареме, трепетно оберегаемым. Впрочем, дело здесь темное… Тайны пекинского двора …Вообще, дело это темное. Одни говорят, что Сянфэнь и Цыси имели венерическое заболевание и не могли производить детей. Другие уверяли, что Цыси родила сына от одного офицера придворной стражи, поскольку сам император тогда уже был полупарализован из-за все того же венерического заболевания. Наконец, вообще есть зубодробительная версия, согласно которой полупарализованный Сянфэнь забросил «семя дракона», повалив на клумбу пионов одну китайскую служанку. Цыси спрятала ее, а когда родился ребенок, она убила мать и вымазалась сама кровью. Типа: и мы пахали! Возможно, будущий император Тунчжи и не был ее сыном, – уж слишком жестоко она потом с ним расправилась.

В любом случае, Цыси получила второй после императрицы титул драгоценной наложницы, массу привилегий, а ее (ее ли? или императора ли?) сын, родившись, обзавелся сорока няньками и получил возможность видеться с родной матерью целых десять раз в год! Пружины поступков Думается, Цыси тогда вело не властолюбие даже, а элементарное желание выжить любой ценой. Дело в том, что по натуре своей она была артисткой и эгоисткой, и совершенно не заботилась о делах государственных. Она приторочила Сянфэня к своей маньчжурской юбке булавкой секса и булавкой опиума (который давал возможность мысленно растягивать удовольствие). Сама Цыси с тех пор тоже потребляла опиум три раза в день. Министры роптали: император забросил дела. Дошло до того, что сама императрица Цыань явилась к дверям негодницы, встала на колени, возложила на голову себе свод законов предков и громко стала читать их наизусть. Разбуженный и испуганный император выскочил из спальни мерзавки, в чем мать родила, и срочно, стыдясь строгой жены, приступил к исполнению своих прямых государственных обязанностей (мы о бумажках сейчас говорим). Цыань до того невзлюбила тогда Цыси, что устроила ей форменный допрос у себя во дворце. При этом служанки поколотили Цыси. Узнав об этом, Сянфэнь ворвался в покои жены с криком: – Что вы делаете? Ее нельзя бить, она ждет ребенка! Цыань разрыдалась: она ни в коем случае не хотела повредить ребенку. Кстати, если во время взбучки женский глаз не заметил беременности Цыси (на пятом месяце!), то она «родила» и впрямь чужого ребенка!..

Рывок ввысь

В 1860 году французы и англичане вошли в Пекин. Шла очередная «опиумная война». Император и двор бежали в сельскую местность. Здесь государь вскоре (лето 1861 года) скончался. Злые языки винили в его смерти ловкую Цыси. В самом деле, у нее были для этого веские основания. К концу жизни умный Сянфэнь «раскусил» Цыси. Хотя она числилась матерью 5-летнего наследника престола Тунчжи, император посмертным указом решил «даровать ей самоубийство», дабы их души могли вместе потреблять опиум и после смерти… Заодно он провозгласил добрую Цыань Великой императрицей, то есть, де-факто, регентшей или уж точно главной фигурой во дворце. Цыси удалось выкрасть и уничтожить указ о своей смерти сразу, как только император испустил дух. И в тот же день верные клевреты провозгласили ее второй Великой императрицей. В результате интриги глава регентского совета талантливый администратор Су Шунь и его два брата были уничтожены. Перед казнью Су Шунь кричал, что Цыси набивалась к нему в любовницы. Итак, власть в отсталой, униженной колонизаторами стране оказалась в руках двух женщин и ребенка! Или, иначе: борьба за жизнь привела Орхидею к власти!

Свадьба по-императорски

В 1872 году Тунчжи исполнилось 17. Он должен был жениться и взять бразды правления в свои руки. Выбор целой комиссии во главе с главной Великой императрицей Цыань пал на 19-летнюю Алутэ, дочь ученого. Все сие сопровождалось массой церемоний. Читатель вряд ли посетует на длиннющую цитату, – она стоит того, чтобы ее привели полностью. «Перед торжественным бракосочетанием устраивался «день выбора нарядов». Государь посылал сановников и фрейлин в резиденцию невесты, они укладывали платья на специальный стол. Невеста надевала свадебный наряд, то есть светло-желтый халат, расшитый драконами, и трижды отбивала перед столом земные поклоны, благодаря за милость…

В день свадьбы два принца крови несли во дворец вдовствующей государыни три яшмовые печати: одну квадратную из белой яшмы для императрицы, а две другие, чуть попроще, с золотом. На всех было выгравировано: «Такого-то числа дочь такого-то стала императрицей». Печати попроще отдавались двум сановникам, которые клали их на стол в Зале великого согласия – перед государем, сидящем на троне, и сотней гражданских и военных чинов, стоящих рядами. Потом сановники запирали эти печати в две беседки, обшитые парчой, а яшмовую печать несли в резиденцию невесты. Там сановники преклоняли колени, читали вслух надпись на печати, передавали ее молодой императрице, а она опять же клала печать на стол и шесть раз кланялась ей. Тогда фрейлины запирали печать в еще одну беседку, обитую желтой парчой, невеста садилась в коляску и ехала на бракосочетание. Путь лежал через Ворота великой чистоты, Ворота великого согласия и Ворота небесной чистоты (для наложниц – через Ворота волшебного оружия и Ворота восточного грома). У Дворца небесной чистоты невеста сходила с коляски и вступала в Зал соединения священных. Навстречу ей в свадебной одежде выходил император, чтобы начать «церемонию сдвигающихся чарок». Во время этой церемонии император и молодая императрица, по маньчжурскому обычаю, ели мелко нарубленную баранину, а два сановника из Управления двора (обязательно женатых, с супругами) стояли на коленях перед Дворцом земного спокойствия, где проходила брачная ночь, и читали маньчжурские благопожелания.

На следующее утро молодые супруги во Дворце милости и спокойствия навещали вдовствующую государыню, а затем поминали предков в Великом храме и приносили жертвы духам во Дворце земного спокойствия» (цит. по: Семанов В.И. Из наложниц – в императрицы. – М., 2000. – С. 90–92). Какое любопытное сочетание поэзии и бюрократизма!..

Похмелье после свадебного пира

Увы, никакие церемонии, заверенные печатями, не сделали юных Тунчжи и Алутэ счастливыми! Вернее, не уберегли их от вмешательства Цыси. Во-первых, «артистке» Цыси не понравилась скромница и умница Алутэ. К тому же – не ее наушница… Во-вторых, Тунчжи стал борзым не по годам и умудрился казнить любимого евнуха своей матери (а евнух был – велики дела твои, господи! – по совместительству и ее любовником…) В-третьих, Цыси нужна была власть БЕЗГРАНИЧНАЯ, потому что она всей шкурой своей усвоила, что власть при китайском дворе и есть сама жизнь! В результате Цыси ЗАПРЕТИЛА сыну встречаться с собственной его, заверенной всеми печатями супругой! (Родители по конфуцианским законам имеют в Китае власть и над взрослыми своими детьми).

Тунчжи погоревал, но дело молодое, и он стал при помощи придворных ловкачей евнухов сбегать в город, где в одном из притонов подхватил сифилис. Болезнь быстро прогрессировала. Цыси запретила лечить императора. Через год Тунчжи умер. Алутэ, ожидавшая ребенка, была умучена голодом. Цыси боялась рождения внука, ибо тогда власть перешла бы к Алутэ. Императором провозгласили 4-летнего племянника Цыси Гуансюя. Да, и мораль превыше всего: казнили евнухов-пособников побегов Тунчжи в бордели…

«Праздник со слезами на глазах»

Итак. 4-летнего Гуансюя принесли во дворец и при звуках труб и литавр, при грохоте пушек посадили на трон. Мальчик горько плакал и просился домой. Его отец принц Чунь упал в обморок, узнав о судьбе сына. Мать нового императора (родная сестра Цыси Лотос) разругалась с властной сестрицей, заболела нервным расстройством и вскоре скончалась. И Чунь, и Лотос понимали, что Цыси лишь на 14 лет продлила жизнь Гуансюя, продлила свое регентство. А дальше? Вроде эта баба и родного сына Тунчжи не пощадила… (К слову, есть сведения, что Гуансюй был родным сыном Цыси, которого она родила от любовника. Любовника умертвили – у мужчин слишком длинные языки! – а младенца отдали Лотос на воспитание. А она, дурочка, привязалась к нему, как к родному…)

Теперь – единственная!

Когда в 1881 году пришло известие о смерти Великой императрицы Цыань, все подумали, что в указе опечатка. Целый год болела как раз Цыси, а Цыань вынуждена была оставаться единственной регентшей. И вот Цыси, теперь здорова-здоровехонька, созывает Государственный совет и берет бразды правления в свои руки. Траур по Цыань вопреки тысячелетней традиции был практически отменен, а брат покойной сошел с ума, требуя разбирательства причин смерти сестры. Ни у кого не было сомнения, что смерть Цыань – дело рук всевластной Цыси. Чем же не угодила кроткая Цыань нашей любимице?

Ну, во-первых, она считалась старшей из Великих императриц (Великая императрица Восточного дворца), и Великая императрица Западного дворца Цыси должна была ежеутренне являться к Цыань с пожеланиями доброго утра. А Цыси была мелочной, как провинциальная актрисулька, как мещанка из пьес Островского.

Во-вторых (и это главное!), у Цыань был указ Сянфэня о том, что она может в любую минуту казнить опасную Цыси. Цыань была настолько благородна и наивна, что, поддавшись на одну из сцен любви и заботы со стороны Цыси, сожгла этот указ.

В-третьих, Цыань иногда сильно мешала Цыси: то выбрала Тунчжи не ту невесту, то помогла ему же устранить зарвавшегося евнуха-любовника Цыси, то на правах старшей пеняла Цыси на ее шашни с мужчинами. (Кстати, болезнь Цыси 1880 года была вызвана осложненными родами, – и это у двадцать лет, как уже вдовы в окружении евнухов!..) Цыси любила повторять, что если кто ей испортит настроение на одну минуту, тому она испортит его на всю жизнь.

Короче, Цыань были посланы пирожные в виде иероглифов и символов счастья и долголетия. Цыань доверчиво скушала и тотчас же умерла. Вслед за Цыань был отстранен и принц Гун (брат Сянфэня), с которым у Цыси в молодости был бурный роман. Отстранен, но не убит: и этим Цыси с ним расплатилась.

В тяжелейший период своей истории, теряя территорию за территорией, лишаясь суверенитета, Китай стал добычей легкомысленной бабы. Умные, дальновидные и порядочные люди уступали дорогу ей к власти, – и теперь пожинали плоды. О характере правления Цыси говорит хотя бы один только факт. Огромные ассигнования на строительство флота Цыси пустила на постройку одного-единственного корабля, но из чистого мрамора. Корабль этот был дворцом в виде колесного парохода, который стоял на берегу пруда. А военно-морское ведомство вообще упразднили «за ненадобностью». И таких нелепых, эгоистичных, безвкусных решений Цыси принимала бессчетно! Реки крови, пролившиеся в Китае в первой половине 20-го века вытекли из рукавов ее императорского халата, стали следствием бездарного и подлого правления сей особы «с жемчужным горлышком»! Но наши компрадоры в футбольных бутсах не знают китайского…

Старики-разбойники

Нужно сказать, что, согласно конфуцианским догматам, старики имеют почти неограниченную власть в китайской семье. Даже достигнув совершеннолетия, император Гуансюй вынужден был по полчаса на коленях дожидаться, когда всесильная тетка, она же «Старый Предок», она же «Старая Будда» (!), соизволит пригласить его в свои апартаменты. Он и его жена называли Цыси… «Отцом родным»!.. А кстати, и об интимной жизни императора Гуансюя. В марте 1889 года Гуансюй достиг совершеннолетия и мог жениться. Он был влюблен в одну фрейлину, она отвечала взаимностью. Накануне выборов невесты Цыси пообещала благословить союз любящих сердец. Но в результате назначила в жены Гуансюю собственную племянницу, придурковатую дурнушку и свою наушницу, а любимую фрейлину назначила только наложницей… Цыси требовала, чтобы Гуансюй спал со своей женой, но император игнорировал сей завет «Старого Предка» и проводил все время с любимой…

Вообще Гуансюй был талантливым, умным и гуманным человеком. Он видел, что страна летит в пропасть. В 1894–95 гг. маленькая Япония наголову разгромила гигантский Китай. Необходимы были реформы. Гуансюй выбрал прогрессивных министров, начались перемены, которые и без того уже запоздали. Но в 1898 году Цыси, почувствовав в этом угрозу своей власти, совершила реакционный переворот. Министры бежали или были казнены. Жизнь Гуансюю она сохранила только по настоянию Запада. Цыси и здесь отыгралась чисто по-женски: в 1899 году она «даровала милостивую казнь без расчленения тела» (термин двора!) любимой наложнице Гуансюя. Попросту говоря, ее завернули в кошму и швырнули в колодец. Несчастный император не мог ничего сделать для своей любимой. Его самого заточили на одном из островков в дворцовом парке и выпускали только на парадные аудиенции, где он молча сидел на троне по правую руку от Цыси… Всем заправляла она и ее фавориты.

Старушка не отказывала себе и в любовных утехах, предпочитая объятья юных художников, – павильон, который они обслуживали, считался картинной галерей и назывался забавно: Студия исполнения желаний… Во дворце Цыси вела себя, как Кабаниха с царскими полномочиями. Она била служанок, казнила за малейшую провинность евнухов. Везде за ней таскали мешок с палками… При этом она без конца развлекалась праздниками и спектаклями. Мелочность, ум (чисто бабий), жестокость и жизнерадостность странным образом сочетались в этой невысокой и полной женщине.

Любопытно, что Цыси, хотя и со скрипом, но все же приобщалась к достижениям проклятой западной цивилизации. Так, во дворец было ТАЙНО проведено электричество, чтобы подданные не говорили: «Наша Старая Будда пользуется чарами западных демонов». Императрица любила фотографироваться, получила в подарок автомобиль, хотя никто во дворце не рискнул сесть за руль. А вот на трехколесном велике старушка все ж таки прокатилась! Ее фрейлина вспоминает об этом так: «Узнав, что государыня за последнее время очень обеспокоена русско-японской войной, генерал Юань Шикай (известный интриган и военачальник) решил развеять тоску правительницы и послал ей в дар большой трехколесный велосипед. Старухе очень понравилась эта новинка; она даже совершила круг по двору, поддерживаемая со всех сторон евнухами и фрейлинами. Шокированные князья и сановники решили объяснить вдовствующей императрице, что ей неудобно ездить на велосипеде. Но сказать об этом прямо они не смели, поэтому облекли свое недовольство в такую форму: «Если ваше величество все-таки упадет, мы не сможем простить себе этого!» Цыси очень разгневалась и буркнула: – Смотрите, даже до моего велосипеда им есть дело!..»

С собою во гроб

В 1908 году старушку прошиб жуткий понос. Вероятно, от передозировки опиума. Она слегла. Узнав, что Гуансюй на своем острове радуется ее болезни, Цыси заявила: «Я не позволю ему умереть позже меня!» Смерть Гуансюя последовала незамедлительно. Императором был провозглашен 2-летний внучатый племянник «Старого предка» Пу И. Через день после Гуансюя Старая Будда отдала богу душу, – любопытно, как господь ею распорядился?..

Говорят, самыми последними словами Цыси были: «Никогда не позволяйте женщине править страной!» Если это не страх соперничества в истории, то в уме Цыси не откажешь. Мы не про женщин, мы про запоздалую самокритику…

Валерий Бондаренко